Марена, Морена — в з.-слав. традиции чучело, кукла или деревце в ритуалах проводов зимы и встречи весны, воплощение Смерти, зимы. Обряд известен в Словакии, Моравии, Чехии, Польше (Великопольша, Силезия, Мазовия, Подлясье, Келсцкое, Люблинское, Краковское воев.), Лужице, Каринтии, а также в Венгрии и Австрии. Сходные с обрядом выноса M. элементы и терминология, включенные в другие обряды, как правило летние (купальские), встречаются у балканских и отчасти у восточных славян (см. Иван Купала, Кострома, Масленица). Наряду с названиями, образованными от корня mar-, mor- (чеш., морав. Mo/ařena, Мага, Marina, Marana, Marana, Mařen, Marca, Mařoska, словац. Morena, Marejna, Marmoriena, пол. marzanka, marzan(n)a), а также словац. Muriena, Mumuríen(d)a, использовались и другие: с корнем smrř- (чеш. и в.-словац. Smrt, Smrt', Smrtka, Smrtisko, чеш. Smrtholka, морав. Smrtnice, Smrtonośka, пол. Smiercicha, Smierteczka), kysel- (морав., ю.-словац. Kyselica, Kyselo, с.-словац. Kyselová zena} и иные лексемы, например, морав.-словац. Caramura, Kaniža, Bila, Zubaňa, Kvétnice, Lalka. Как правило, чучело М. сооружали из снопа соломы, который насаживали на шест; реже за основу брали полено (Тренчанская жупа, з.-словац.). Одевали М. либо в тряпье, либо в праздничную одежду; иногда в белое платье или костюм невесты; обвешивали лентами, скорлупками яиц, украшениями из лоскутков и соломы. Иногда делали куколку, изображавшую спеленатого ребенка (морав.).
Лужичане одевали чучело в рубаху последнего умершего в селе человека и подвязывали поясом последней невесты. Обычно М. имела женский облик, ее готовили, наряжали и носили по селу девушки. В некоторых местах чешско-словацкого и смежного с ним польского ареала наряду с женским сооружалось и мужское чучело, которое носили парни. Оно называлось Marák, Marec, Marec, Marek, Meřoch, MařoŠek, Mrvioch (чеш., морав.), Smrťák, Smri'och (чеш., словац.), Ded(k)o (словац.), Marzouk, Marzaniok (пол. силез.). В чеш. Силезии его одевали в кожух, баранью шапку, клали ему на колени метлу и возили на возке по селу. Группы парней и девушек соревновались между собой, парни преследовали девушек с их чучелом, дразнили их, бросали в М. камни, замахивались на нее палками, старались ее похитить. В Валахии девушки закапывали М. в землю, чтобы ее не нашли парни, иначе, как считалось, девушки не выйдут замуж. Сброшенную девушками со скалы М. («Смерть») парни внизу разбивали, а остатки топили (окр. Чешского Дуба и Колина). В р-не Колина парни и девушки несли свои чучела в дубовый лес и там наперегонки разбивали их о дуб: если девушки это сделают быстрее, то больше будет умирать мужчин, и наоборот. Обряд исполнялся в одно из воскресений в конце Великого поста (чаще всего в 4-е или 5-е, называемые у словаков «Черным», «Смертным», «Мареновым» — Cierna, Smrtná, Marmurienová nedeľa, y чехов — Smrtná neděle, иногда в 6-е, Вербное - Kvetná nedele). M. несли с песнями за село и там уничтожали: топили (словац., чеш., морав., пол.), сжигали (пол., чеш.), разрывали на части (морав.), забрасывали на дерево (морав.), разбивали о дерево (словац.), били палками (словац., морав.), закидывали камнями (морав.), сбрасывали в пропасть (морав.), закапывали в землю (чеш.) и т.п. Уничтожение должно было быть окончательным: следили, чтобы М. сгорела полностью, брошенную в воду М. забрасывали камнями до тех пор, пока она не утонет, разбитое чучело сжигали на костре. В Липтове (Средняя Словакия) цыганки, исполнявшие обряд, после обхода села и сбора даров разрубали чучело на части, положив на колоду, а остатки бросали в воду.
М. ассоциировалась со смертью и болезнями. Чехи говорили: «Proti Morene neni korene» [От Морены нет спасения] (Vád .VO:202); в песнях пелось: «Smerć sią zvije u płotu, szukajmy kłopotu» [Смерть вьется у забора, жди хлопот] (Gieysz.MS:149), «Wynieśliśmy mór ze wsi...» [Вынесли мы мор из села...] (D y n o w s k a M. Polska w zwyczaju i obyczaju. Warszawa etc., 1928: 217). Уничтожив М., девушки бежали, не оглядываясь, домой в убеждении, что та, которая отстанет или, еще хуже, упадет, умрет в течение года (пол., словац., чеш.); что тот, кто бежит последним, раньше всех умрет (в.-чеш., Горжицко). М. бросали в воду за селом, думая, что если бросить ее перед последним домом, то смерть заберет кого-нибудь из этой семьи.
Верили, что уничтожение чучела обеспечит скорый приход лета, хороший урожай, сохранит село от наводнений и от пожара, защитит от мора и смерти, а девушкам обеспечит замужество. Например, в Словакии в Новоградской столице M. (Kyseľ) несли туда, где была засеяна пшеница, чтобы посевы не были уничтожены бурей и градом; солому от чучела сжигали, чтобы на поле не было сорняков, закапывали в саду, на поле, Группа девушек с чучелом Мажанны (Marzanna), символизирующим зиму и смерть, совершает обход на масленицу (д. Судол, Опольское воев. Польша). 1976 г. на лугу, за гумном. В Моравии (р-н Злате Моравце) изображающую невесту М. подбрасывали к дому холостяка или старой девы и пели корильную песню с обещанием купить ему (ей) вскладчину жену (мужа), а затем сжигали чучело на лугу, перепрыгивая через костер, чтобы быть здоровыми. В Словакии и Моравии в песнях часто упоминается, что М. за кого-то умерла: «Morena, Morena, za koho umrela?..» [Марена, Марена, за кого ты умерла?..], и называется имя кого-нибудь из парней или стариков. Мотив оберега от смерти, заместительной жертвы звучит в песнях и выкриках, сопровождающих обряд: «Smrť Mařené a nám ni! Utíkejte, smrt nás honí! Smrt z města, léto do města!» [Смерть Марене, а не нам! Бегите, смерть за нами гонится! Смерть из города, лето в город!] (Václ.VO:178,186).
Участие в обряде выноса М. являлось оберегом от различных несчастий. Тот, кто не ходил со «Смертью» или опоздал к началу обряда, был уверен, что в этом году умрет сам или похоронит кто-либо из своей семьи (морав.). В сев. Моравии одежду для мужского чучела М. давала хозяйка, у которой было много сыновей, s надежде, что этим она обеспечит им здоровье и силу; после обхода парни отдавали снятую с чучела одежду нищему. Участники обряда спорили о том, в чьем доме будет сооружаться чучело, так как верили, что в этом доме никто в течение года не умрет. В Верхней Лужице сбивший камнями чучело Смерти с шеста был уверен, что останется жив в наступающем году. В Моравии с М. ходили лишь в том случае, если в течение пятой великопостной недели (окр. Брумова) или в течение всего Великого поста (окр. Всетина) в селе никто не умер, в противном случае считалось, что смерть уже унес из села последний покойник (валаш.). Угли из костра, в котором сожгли М., особенно ценились, поскольку также обладали защитными свойствами.
Вместе с тем, существуют и такие варианты обряда, где М. представляет доброе существо. Куклу М. одевали в праздничную или белую одежду, одежду невесты, придавали ей облик ребенка, называли «ангел», «кукла». Часто ее украшали венком, цветами, лентами. Считали, что М. приносит благословение. В некоторых местах Моравии (напр., в р-не Забржега) солому от такой М. клали курам в гнезда, чтобы они неслись в своем дворе. Куколку «Смертку» после обхода села снимали с деревца и вешали на шиповник, чтобы в доме не могла поселиться лихорадка (окр. Колина, ср.-чеш.). Как правило, после уничтожения чучела М. следовала вторая часть обряда: там же, за селом, молодежь украшала жердь, на которой было укреплено чучело, или специально срубленное в лесу зеленое деревце, ветку лоскутками и лентами; одежду, снятую с M., надевала здоровая девочка или специально избранная «королева» (královna), и все возвращались с песнями в село, поздравляя с приходом весны. За это их одаривали и угощали. Зеленые ветки или деревца — символ наступающей весны, жизни, здоровья (см. Деревце обрядовое). Деревце называлось máj, leto, nové leto, letecko (словац.)), nové líto (чеш.), májíček (морав.,р-н Иичина). Чаще всего две части обряда следовали одна за другой: М. выносили утром в Смертное воскресенье, а на обратном пути несли в деревню деревце «лето» (напр., на Гане в Моравии, в Словакии); немного реже они оказывались отделенными друг от друга одним днем или даже одной неделей: чучело выносили в Смертное воскресенье, а «лето» вносили в следующее, Вербное воскресенье (напр., в вост. Моравии). Еще реже встречается только ношение по селу украшенного деревца «лета», иногда с укрепленной на нем куколкой или чучелом (напр., Лугачевское Залесье в Моравии; в.-чеш. р-н Полички, р-н Тршебеховиц).
Известны варианты обряда, где М. и весеннее обрядовое деревце слились. В некоторых областях Западной Словакии на деревце укрепляли тряпичную куколку М. В Моравской Валахии в середине поста ходили с украшенным деревцем, в кроне которого была укреплена куколка, называемая mařena. В р-не Колика (ср.-чеш.) деревце — с куколкой или без нее — называли smrt. В польской Силезии в каждом доме на окне ставили деревце с маленькой куколкой мажанкой (marzanka). Позже мареной стали называть деревце, с куколкой или без нее, украшенное скорлупками яиц, с которым девочки ходили по селу собирать продукты, а мальчики их преследовали, отбирали деревце и сжигали его (морав.). В Словакии ветки или деревце также получали название marmuriena, morena zelina. С другой стороны, чучело М. и деревце в Валахии называли одинаково — stromek или májek. На Украине мареной называлось деревце, украшенное венками, цветами, бусами и лентами, ~ атрибут купальского обряда. Около него ставили соломенную куклу, одетую в женскую рубаху и также украшенную, — купало. Пока девушки пели и скакали через костер, парни подкрадывались, отнимали М., разрывали, разбрасывали или топили в воде. Части разорванной М. девушки относили в огород для плодородия. В полес. вариантах обряда деревце могло называться купайло, купайлица. Его носили по селу, а потом уничтожали теми же способами, что и з.-слав. М. Сжигая и бросая его в воду, быстро разбегались, чтобы, как говорили, не догнала ведьма. В Белоруссии в ряде мест тоже делали соломенную куклу Mapa (ср. Мара, мора). Сходное название и ряд аналогичных функций имеет болг. обряд Мара Лишанка, исполнявшийся девушками в среду на пасхальной неделе.
Лит.: КОО 2:208,228-229,239; M a n g a J. Morena a jej maďarské o b m e n y / / S N 1956/4/ 4-5:421-452; S t a s z c z a k Z. Śląska forma obrzędu Marzanny i gaika na de porównawczym, Opole, 1964; SumI.SP:17-18; Bedn.SV:86,8S; EĽKS 1:372; 2:198; Horv.RZL:158,161,164, 166,167,170-172; Ho!.NP:396; Bod.M.:239; Švorc Š.:101; SN 1969/17/1:1-3; Han.BK:133-134; Zibrt VCh:209.216,221.222.223,225-227, 234; Žaí.ČV:103-104; Vyk.RSS:116; Per.PMHP: 46-47; Bart.ND:317,318,324; CL 1892/2:230; 1967/2:89; Vacl.VO:176,178,180,185,198-201; Vacl.LZ:389; Vanc.KO:35; Вал.КД; Gieysz.MS: 149; Bieg.KOM:438; Got.LP:154; Чуб.ТЭСЭ 3:193 — 195; Т о л с т а я С. М. Вариативность формальной структуры обряда (Купала и Маре-н а ) / / Т З С 1982/15:72-89; БМ:210~211
Славянские Древности. Этнолингвистический Словарь В Пяти Томах. Том 3