«Если руководствоваться языком образов, то уже к XII веку до нашей эры, а именно это дата создания шумеро-аккадского эпоса “Энума-элиш”, раскол в человеческом сознании произошел», — считает искусствовед Дарья Тоцкая. Из тела темной богини Тиамат, ближе всего стоящей к изначальной идее Великой Матери, выросли другие боги и богини шумеров.
Итак, примерно три с половиной тысячи лет назад человеческому сознанию стало нестерпимо осознавать одновременно темную, страшную — и спасающую, принимающую стороны Великой Матери в одной сущности. Об этом свидетельствует эволюция мифа. Первым хтоническим существом, наиболее близко стоящим к идее создания мира и человека, остается богиня Тиамат («Темнота»). Но ее женско-змеиный образ уже не удобен для осознания, поэтому и раскалывается на две ипостаси: более земную и понятную Иштар и страшную повелительницу подземного царства мертвых Эрешкигаль. Таким образом, идея изначального образа Великой Матери раскалывается надвое — из-за иррационального страха смерти, разумеется. Так Эрешкигаль оказывается отсоединена от «новых богов», она не принимает участия в общих пирах. Страх и смерть больше не осознаваемы, а это порождает тревоги и бегство от своего истинного предназначения. Но целое не может быть расколото без ущерба для самого себя, и вот уже появляются мифы, где богиня-воительница Иштар не может…одолеть птицу. Но обо всем по порядку.
Существ, окружавших Тиамат, nè-eri-gal, персонификаций демонического-экстраординарного аспекта, шумеры попытались увести в тень: на их месте появился Нергал, бог, отождествлявшийся с энергией Марса. Огненная, взрывная и отчасти страшная природа первоначальных богов не получила представления среди новых — кроме Нергала.
О том, что Нергал не изначальное, а синкретическое божество пишет Гвендолин Леик, лектор Университета Уэльса, изучающая мифы Ближнего Востока. Впоследствии Нергал приобретет лик собаки, персонификацию воинствующего стража. К примеру, Нергал на известном барельефе изображен с тремя собаками, что, в свою очередь, подтверждает влияние, оказываемое шумерской космогонией на возникновение фигуры Цербера, стража царства мертвых в античности.
Особенное внимание следует обратить, на мой взгляд, на трансформацию группы существ, сопровождающих Тиамат, в бога мора и массовых болезней Эрра, соответствующего первым богам-фоморам у кельтов. На камнях перекрестков в северной Испании часто высекалась змея, а на межевых камнях кудурру у шумеров часто присутствовало изображение змеиного бога Нингишзида, также трансформировавшегося в группу подземных, «злых» божеств из первородных духов, окружавших фигуру Тиамат. Сюда же можно отнести шумерского крылатого демона со змеиным половым органом Пазузу. По легенде, Фоморы приплыли в Великобританию с другого острова, а культ Нергала долгое время сохранялся на Кипре. Впрочем, последнее уже из области занятных сопоставлений. Змеи — такой же символ Нергала, как скорпионы, драконольвы и собаки.
Поэма о Нергале и Эрешкигаль, с одной стороны, еще более древний литературный памятник, чем «Энума-элиш», так как некоторые найденные фрагменты датируются XVI в. до н. э. С другой стороны, недостающие фрагменты относятся уже к V — VI вв. до н.э. Поэтому далее по тексту отдельно будут указываться детали из ранней версии из «Телль-эль-Амарны», отдельно будут даны и детали из более поздней, так называемой новоассирийской версии.
Ранняя и поздняя версия сходятся в начале: богиня Эрешкигаль уже существует в качестве темной, непознанной, отколотой сути Великой Матери, которую разум человека того времени уже не хочет познавать. Она определена в подземное царство мертвых, а это означает, что иррациональный страх смерти уже довлеет над человеком. С той стороны, со стороны смерти Эрешкигаль посылает в мир новых богов вестника Намтара. Согласно поэме, вестник пришел, чтобы забрать долю кушаний для Эрешкигаль, и новые боги готовы отдать ей причитающееся. Отдать причитающееся персонификации смерти — и мы уже понимаем, что кому-то предначертано стать частью того, темного пантеона. Это важнейший момент, который знаменует переход одного из новых богов как идеи к противостоянию с остальными новыми богами как идеями. Некая часть, рожденная сознанием, переходит в бессознательное. Мы имеем, возможно, древнейшее образное описание мотива расколы души и перехода одной из ее частей в океан бессознательного. Вестник Намтар на самом деле не истребователь яств, а элемент, который фиксирует наше внимание на вышеописанном акте.
Потом начинается фрагмент, который, к сожалению, плохо сохранился в более древней версии. Бессознательное (Эрешкигаль) требует выдать ей виновного. Именно так и происходит раскол личности, груз вины раскалывает личность: агрессия, подкрепленная невероятной силой бессознательного, обращается на себя, на личность. Так и боги указывают на Нергала и выдают его Эрешкигаль как виновного. Нергал становится персонификацией осколка личности, ушедшего на дно бессознательного, в подземный мир мертвых и посмертия, которым бессознательное по сути и является. Боги могли сплотиться и отстоять себя, а Нергала, они, по-видимому, указывают Эрешкигаль как «виновного» и позволяют забрать его с собой.
Далее следует снова плохо сохранившийся и не менее важный для нас фрагмент. Нергал как персонификация обломка души сопротивляется, не хочет сходить в мир мертвых. Он меняет обличье, но Эрешкигаль все равно узнает его и исполняет предначертанное — или он становится неосознанным, спрятанным: «Сосчитал их Намтар, а бог (Нергал) позади утаился», «Вижу я, нету бога, который не встал передо мною».
Как мы помним, способность изменения внешнего облика относится к первородным, древним духам и богам. Фоморы, джины, существа из круга Тиамат, греческие демоны — все они способны изменять свою форму, подстраивая свою внешнюю форму к ситуации. Идеи, сохраняющие связь с бессознательным и не вступающие в конфронтацию, легко могут изменять свою внешнюю форму. Нергал не просто так откалывается от новых богов (сознания) и возвращается к бессознательному — его идея перестала быть осознаваемой и откололась за счет иррационального чувства вины. Какого? Собирать ее доведется буквально из обломков в ходе дальнейшего расследования.
Можно предположить, процесс раскола личности происходит не в одночасье. Требуется время, чтобы оказываемое на личность давление привело к расколу и, собственно, к забвению одной из ее частей. «Госпожа, этот бог, что в прошлый месяц утаился», — говорит вестник Намтар, принимая Нергала как персонификацию осколка личности во владениях мертвых. Также обращаем внимание на то, что во многих культурах душа/дух человеческий не сразу покидает пределы живых после смерти: он либо отправляется в чистилище, либо летает над миром живых, либо проходит ряд испытаний перед очищением.
Но Нергал отправляется в царство мертвых, если можно так выразиться, не с пустыми руками. Новый бог Эа (сознание), согласно древней версии, дает ему с собой 14 духов, имена не всех из них сохранились. Более молодая версия также предполагает, что Эа дает с собой Нергалу и заколдованные предметы, с которыми он сможет победить, и вселяет в него надежду в обеих версиях.
Если речь идет о путешествии осколка личности в бессознательное при жизни, то приведенный сюжет нужно рассматривать следующим образом. Именно сознание может возродить, воскресить осколок личности. 14 духов, которых называет Эа — это 14 аспектов идеи самого Нергала, который таким образом осознается. Но не возвращается в мир сознания, а становится обозначенной связью между сознанием и бессознательным.
Если же сюжет схождения в царство мертвых описывает путешествие в посмертии, то мы видим, как сознание переходит в мир мертвых, то есть буквально умирает, перестает существовать, трансформируясь в иную форму, способную существовать уже как часть мира мертвых, то есть бессознательного. Духи, идущие вместе с ним, не дают ему быть поглощенным бессознательным без остатка, вместо этого он остается в потоке бессознательного в виде некоей персонифицированной идеи.
Но на этом повествование не заканчивается. Нергал встречается с Эрешкигаль, с которой они заключают брак, то есть едины. «Что же ты мне желала с месяцев прошлых до этой поры?» — Вопрошает Нергал у Эрешкигаль. Сознание не принимает на себя вину за раскол личности, и личность ощущает, что якобы причиной раскола становится бессознательное. В ходе упоминаемой сцены, как видим, Нергал осознает, что не бессознательное является причиной личностного раскола. Если говорить о смерти, то не притяжение смерти является окончанием жизни: представление о притяжении смерти ложно, смерть есть лишь вынужденное окончание жизни, и это вопрос к жизни, а не к следующему за жизнью милосердному посмертию, принимающему всех. Нергал осознает, что Эрешкигаль на самом деле не желала ему зла, и процесс раскола происходил по вине сознания.
Как, по-вашему, изображается Эрешкигаль на барельефе Храма I в Хатре, который также известен как барельеф «Нергал — хозяин псов»? Не старуха с косой и не страшное чудовище, нет, ею заимствован образ богини Атаргатис (в соседней западносемитской культуре — это Дагон): наполовину человек, наполовину рыба.
Вероятно, как только человечество столкнулось с острым иррациональным страхом смерти, оно столкнулось и со стыдом. Стыд физического влечения к влажной женщине (женщина-рыба превосходно передает этот образ), стыд за влечение к символу смерти. Не только смерти, конечно, но и бессознательного — влага, в которой младенец находится до своего рождения — это один из аспектов Великой Матери. Приобретая иррациональный страх смерти, человечество больше не хочет думать о моменте своего рождения, ведь это будет означать, что до какого-то момента человек не существовал, сознание не существовало. Для человека с острым иррациональным страхом смерти такое столкновение будет нежелательно, он будет неосознанно избегать его как травмирующего опыта. А это означает, что влагу доведется объявить постыдной, ту самую, которая проистекает из лона, исторгшего из себя новорожденного, — а значит, по иррациональной логике страха, способной снова и поглотить человека. Мы уже знаем, как далеко человечество заведет этот перенос страха к естественным выделениям женщины и процессу деторождения в целом.
Образ Эрешкигаль в виде Атаргатис проникнет в раннее христианство в качестве рыбьего символа Ихтис. Образ Нергала в шумерской культуре — это и воинственный демон драконолев, и птица Зу, укравшая таблицы судьбы, и демон ветров Пазузу. Его образ повлияет на культ Осириса в Древнем Египте и Орфея в Древней Греции, культ Геракла и даже взрастит из себя веками позже в другой культуре образ бога, сошедшего в царство мертвых, и образ мятежного духа. Но об этом — в следующий раз.