Пришла пора обратиться к еще одной женской божественной паре – Карне и Жле (Желе). Из «Слова некоего Христолюбца» известно о бытовании даже в XVII в. парных языческих обрядов «желенья и карания». Богиня Зела была известна западным славянам – чешский хронист середины XIV в. Неплах из Опатовиц упоминает Zelu: «Habebant enim quoddam ydolam, quod pro deo ipsorum colemant, nomen autem ydoli vocabatur Zelu» (Славянские древности…, т. 1, с. 213).
кисти академика живописи Г. Семирадского
написана на основе заметок Ибн Фадлана и других очевидцев,
однако, конечно, в значительной степени не соответствует
нашим сегодняшним знаниям о похоронном обряде
славян и русов и их материальной культуре
Б. А. Рыбаков сопоставляет «Зелу» с Желей «Слова о Полку Игореве». Однако такой бог есть и в немецком переводе «Хроники Дилимила» (XIV в.): «Зелу был их [имеются в виду князья чехов] бог».
Вацлав Гаек из Либочан в «Чешской хронике» (1541) говорит: «734 г. <…> статуя из золота в виде человека, сидящего на троне, была вылита, что несла образ и имя бога Зелу. Ее поместили в особом святилище внутри дворца, и каждый князь ее с особой набожностью почитал, бросая в огонь вместо фимиама обрезанные волосы и ногти. 735 г. Либуша… свершив своим богам жертвоприношение в храме Зелу, узнала о своем смертном часе… Была она погребена… облаченная в лучшие одежды, положенная на носилки, облитые смолой, в левой руке держа кошель с пятью золотыми монетами, которые муж Пржемысл в жертву неведомому богу в ее пальцы велел вложить, в правой – две серебряные монеты, одну – проводнику, другую – перевозчику Харону».
изображение валькирии, образ которых,
возможно, имеет некое сходство с Карной и Желей
Желя, жаление – плач, скорбь по умершим, голошение неотъемлемая часть погребального обряда. В поучении против язычества «Слове святого Дионисия о жалеющих» сказано: «Дьявол желению учит и иным бо творит резатися по мертвых, а иных в воде топитися нудит и давитися учит». У вятичей по смерти мужа жены совершали обряд самоубийства путем повешения. Он мог быть связан с почитанием богини Жели. Из украинских источников известно еще одно ее имя – Журба.
В славянском сказочном фольклоре встречаются такие женские имена, как Карина, Кара, Кручина. Возможно, они восходят к богине погребальных обрядов «карания» по имени Карна, парной Желе: «О, далече зайде сокол, птиць бья, к морю! А Игорева храбраго полку не кресити! За ним кликну Карна, и Жля поскочи по Руской земли, смагу мычючи в пламяне розе. Жены руския въсплакашась, аркучи: “Уже нам своих милых лад ни мыслию смыслити, ни думою сдумати, ни очима съглядати, а злата и сребра ни мало того потрепати!”» (Слово о полку Игореве).
Обращает внимание сходство имени матери богов Коруны в «Слове св. Григория» и Карны. Автор «Слова» не называет Богинь славянскими именами, употребляя греческие: «… Бесятся жруще матери бесовьстеи Афродите богине, и Коруне – Коруна же будетъ Антихрисця мати – и Артемиде проклятой». Не исключено, что в глазах монаха Коруна – это Персефона-Кора, родившая Диониса-Загрея во всем схожим с «диаволом» (см. Орфический гимн Дионису, воскурения благовонной смолой). В любом случае как жена Аида Персефона участвует в похоронных мистериях.
Пекельность богов Йеши (?), Ныя и Ладо, вместе с которыми в поучениях против язычества упоминаются Лада и Леля, также может косвенно свидетельствовать о причастности этих божьих жен к погребальным обрядам.
С обрядом самоубийства женщин – «кульминацией жаления и карения» – «сати» мы сталкиваемся в описании арабских путешественников обычаев славян-русов и у ближайших их соседей.
«После поражения литовцев и эстов тевтоны с семигаллами возвратились к захваченному у обоих этих народов; добыча оказалась несметной: тут и кони, и скот, и одежды, и оружие. Спасенные, по милости божьей, все возвратились домой здравыми и невредимыми, благословляя бога. Один священник, бывший в то время в плену у литовцев по имени Иоанн, рассказывал, что там пятьдесят женщин, потерявших мужей, после этого повесились. Это потому, конечно, что они надеялись вскоре же встретиться с ними в другой жизни… » – сообщает Генрих Латвийский (1205) (Хроника Ливонии, 1938).
Еще Маврикий в «Стратегионе» восхищается славянками-язычницами: «Жены же их целомудренны сверх всякой человеческой природы, так что многие из них кончину своих мужей почитают собственной смертью и добровольно удушают себя, не считая жизнью существование во вдовстве» (Свод…, 1994, т. 1, с. 369).
Подробно описан обряд добровольного предания себя смерти русской девушки и Ибн Фадланом. А вот что пишет араб Ибн Русте о славянах-русах в труде «ал-А`лак ан-нафиса» (XI в.): «Когда у них умирает кто-либо из знатных, ему выкапывают могилу в виде большого дома, кладут его туда, и вместе с ним кладут в ту могилу его одежду и золотые браслеты, которые он носил. Затем опускают туда множество съестных припасов, сосуды с напитками и чеканную монету. Наконец, в могилу кладут живую любимую жену покойника. После этого отверстие могилы закладывают, и жена умирает в заключении» (Гаркави, 1870).
Он же сообщает о земле Ва`ат (скорее всего, вятичей): «Женщины же [их], когда случится покойник, царапают себе ножом руки и лица. На другой день после сожжения покойника они идут на то место, где это происходило, собирают с того места пепел и кладут его на холм. И по прошествии года после смерти покойника берут они бочонков двадцать больше или меньше меда, отправляются на тот холм, где собирается семья покойного, едят там и пьют, а затем расходятся. И если у покойника было три жены и одна из них утверждает, что она особенно любила его, то она приносит к его трупу два столба, их вбивают стоймя в землю, потом кладут третий столб поперек, привязывают посреди этой перекладины веревку, она становится на скамейку и конец завязывает вокруг своей шеи. После того, как она так сделает, скамью убирают из-под нее, и она остается повисшей, пока не задохнется и не умрет, после чего ее бросают в огонь, где она и сгорает. И все они поклоняются огню…»
Вопросы и сомнения
– Не являются ли имена Жели и Карны подлинными именами Рожаниц или эпитетами Лели и Лады?
– А. Н. Веселовский (2006) предполагает возможность параллелей между именем Желя и словом «жалеть», а также между именем Карна и словом «кара», при этом допуская их связь с рожаницами-суденицами, которые нарекают судьбу новорожденному (одна – хорошую, другая – плохую). Насколько он прав в таких предположениях?